Cупруги Сергей Яковлевич Васюнов 1935 г.р., дер. Водла
Таисия Федоровна Васюнова (дев. Исакова) 1938 г.р., дер Водла
Дом Сергея Яковлевича, сына Марфы Николаевны, и Таисии Федоровны стоит на высоком бережку, при впадении ручья в Водлу. Из дома видно всю деревню и реку. И сам дом всегда виден, когда рисуешь реку. Он гордо возвышается над рекой, а перед ним светятся желтые подсолнухи. На лавочке перед домом Сергей Яковлевич, сын Марфы Николаевны, устроил нам концерт. Он сыграл на гармони все шесть фигур кадрели, поздний вариант, с мелодиями песен «Светит месяц», «Коробочка». А перед этим показывал устройство дома и печки, которую сам сложил. Давно когда-то Марфа Николаевна сказала о нем пьяненьком: «Не видели такого чудышка? Зла никому не сделает, а рыку у него ни край конца!» Его так и прозвали – «Рыкало». Вспоминаю его веселого, ладного, с гармошкой. Мы сидели компанией над рекой, светило солнце, и ничто не предвещало беды. А вскоре после этого он неожиданно умер, вслед за своим братом Николаем Яковлевичем. Жители подозревают влияние плисецкого атомного полигона.
Таисия Федоровна, Тася, — внешностью настоящая северянка: высокая, тонкая, с очень узким лицом, тонким носом с горбинкой, характерным профилем. Гладкие волосы соломенного цвета, голубые глаза и всегда доброжелательная улыбка. Она сразу привлекает к себе открытостью, спокойствием. Петь отказывается бесповоротно, а беседует с удовольствием, показывает старые фотографии.
Таисия Федоровна Васюнова
Ой помню, да не буду петь
-У мамы я была одна. До этого мама выходила замуж, до моего отца. У ней были ребята, дак померли. Отца сразу на войну, я с 38-го года, отец ушёл на войну в 41-м году. Он и не вернулся с войны. Я одна и росла. Ну как справлялись, не знаю. Вот четыре класса кончила, уехала в Кубово, проучилась семилетку. Год проболела. Шестнадцати годов уехала в Нигу[1] на работу. Работала пять лет. А в 59-м году приехала вот сюда, обратно вернулась домой к мамы, мама жила одна. В 60-м году за Сергея замуж вышла. 43 года, считай, прожили. …А Серёжа в Ниге тоже, с малолетства жили с отцом в общежитии там. Там был клуб, там было очень весело. Приезжало много молодёжи, сезонники. Очень весёлый посёлок. Кадрель плясали, да всяки танцы плясали. Музыка была у всех. В гармонь играли, да на балалайке. Тогда ведь не носили этих… Вальс танцевали, падэспань. Частушки пели. Ой. помню, да не буду петь.
-А кто из вас первый обратил внимание?
-А Сережа уж наверно. Пять годов он за мной бегал.
Паспорта были, но у председателя
-…А без паспорта никуда не было. Раньше из колхоза не отпускали. Дед рассказывал, что он украл паспорт. Дед Яша был председателем колхоза, а он украл у него паспорт и уехал. Паспорта были, но у председателя. И Сергей уехал в Нигу работать. Ему дали направление на курсы, а он по этому направлению отправил брата. Дядя Коля выучился и стал трактористом. Он в это время, вот жениться мы собрались, и он на курсы не попал.
Легко-то ничего не было
-Я лес принимала десятником, приёмщицей. Надо ещё сесть скубатурить, чтоб сводку к утру сделать. У меня Аня с 64-го, а Рая с 65-го. Они же в садик не ходят. Сажусь сводку писать. То заплачет Аня… А раньше свету ведь не было. Спать хочется. Легко-то ничего не было. А теперь на пенсию вышла, здоровья нет. Что бы деду пожить ещё!
«Если ты не сдашь, то пойдёшь сучки рубить дак»
-А Танька у нас, вторая, медсестрой работает. Всё хотела на детского врача. Она набрала девятнадцать с половиной балла, и там никто не мог подсказать, что ты подожди, не уходи отсюда. Она забирает из деканата документы и в медицинское училище, а тут безо всяких экзаменов. Она поехала, мы ей сильно ругали. Отец говорит ей: «Если ты не сдашь, то пойдёшь сучки рубить дак. Топор такой дам, что», — говорит.
В молодости я набрела однажды в лесу на сучкорубов, женщин. Попробовала порубить. Я считала себя сильной, потому что занималась спортивной гимнастикой и могла подтянуться шесть раз. Помню только, как взмокла, но не помню, удалось ли отрубить хоть один сучок.
О танцах на Троицу
-Плясали там, знаешь, женщины как! Песни всякие пели, и хорошие, и с картинками (неприличные).
-А Ломов тогда кто был?
-Ломов был председателем сельсовета, а Лёня был бригадиром подсобного хозяйства. Было весело. Раньше хоть кака-ни деревня была, а клуб был. Придёшь в Ниге вечером с работы, придёшь в клуб, а там старушки в домино, в шашки играют. А теперь клуба у молодёжи нету. Выйдут в субботу, друг дружку посвищут, надо бутылку сообразить купить.
Раиса Ивановна Вирозёрова:
-Тут была лужайка у нас. Соберутся, пляшут дак.
-У нас дедко возьмёт гармонь и пойдёт. Тётка Паня от дому приколоткой пойдёт туда на лужайку. Один играет, вторая пляшет. Народу полно насобирается. А теперь чо? Как Троица, напиваются.
В росы выкатала
(О крещении)
Раиса Ивановна Вирозёрова:
-Моя бабушка принимала роды у всех в деревне. Кто родит, она бабила. И меня в том числе бабила.
-Как Тася Вас крестила-то?
-По росе она меня выкатала. Тася, как ты меня в росы выкатала?
Таисия Федоровна:
-Утром ещё роса была на траве. По росы покатала да. Уже не маленький ребёночек, а така уже большая была.
-В одежде?
-В одежде. «Зови меня божатушкой, крёстной матушкой». А меня крёстная Паня тоже в росе выкатала и ещё причитывала так. Я уж забыла. «Зови меня божатушкой, божаткой, крёстной матушкой».
Сергей Яковлевич Васюнов
Печка надо ж делать
-А печку кто помогал строить?
-Вотавельев старик, Осип Николаевич.
-Ну расскажите, как Вы печку эту строили?
-Как? Да вот так. В июле дом перекатили. Печка надо ж делать. Вот и пошел старика звать. Еле уговорил его. Он грит: «Не могу делать». Я говорю: «Ты давай, того, командуй, а, — грю, — тут глину, всё готово будет». Я стариков одних созвал, разобрал эту печь наготово всё, кирпич вычистил, приготовил, дело за им. Но, согласился старик. «Вот давай, — грит, — раствор надо делать, а глину носить, там поляна». Отвел с поляны. В вёдра мы с бабой давай вечерами таскать эту глину. На день я наготовлю ему раствору, и днем мы давай тут. Он командат, а я уже всё ему подношу, наготово и ён тут вже давай стряпать. Ну и состряпали, вишь, печь, стоит.
-Куда он там стекло-то велел?
-А? Он меня спросил: «Ты калитки любишь?» «А как без калиток? Конечно, люблю». «Вот надо, — говорит, — стекла больше». А стекла не было где достать, ну я, это …Стеклянны банки да бутылки везде валялись, собирал и давай ломать, а понабил вот и под под собрал стекла.
-А где этот под?
-Ну вот. Сделал оснастку и под, вот этот под. а под вот калитки надо, давай горит стекло. Ну вот я собрал стекло и вот вижу, залил позалил стеклом этим, а потом уже раствором глиняным сверху он мне тут облил и на раствор ужо, обровнял этот раствор весь и начал кирпичом обкладывать. Обклал кирпичом и дальше пошел печку делать. Всё устьё ещё выводить. Вот это устьё-то и есть.
-А чело где?
-А? Это палатка.
-А чело?
-Я не знаю. Палатка. В палатку вот туда дымоход-то идё этот в трубу и потом. Это шесток.
-А эта дырочка для самоварной трубы?
-А этот самовар в трубу. Самовар греть, так вот труба. А тут шесток, лежанка тоже пристроена, в зимний период холодно, холодно, протопишь и …
-А железная штучка для углей?
-А это тушилка: самоварные угли с печки собирашь, и они стынут там.
-А в руках что вы держите?
-А это заслон. Закрывали устье вот с вечера у печи.
-А вот эти дверцы как называются?
-Какие? Этот? Этот, да как его, обожди, сейчас скажу. Тушник. Нет. А, это здесь, как его, голзун. Голзун вставляется туды. А прикрыват ход. Для тёпла, чтоб тепло не уходило. А там ещё голзун есть наверху. А он здесь, вот, вот. Вот как печка вытопится, это все закрывается и… Вот это голзун. Вот он, как задвижка. А это здесь печурки. Вот как приходишь, с работы как приходишь, рукавицы мокры у тебя, вот и портянки сушили и присаживали-то душник туда. Это тоже печурок. А вот эта палка — это как для упора, чтобы захватывать, знашь, вставать вот.
-Там лежанка?
-Нет, в устье так чё-ни достать, каструли там. Это как упора.
-А лежанка есть в другой комнате?
-Есь. Так вот эта печка-то и есть лежанка, можно полежать.
-А затопка где?
-Вот. А тут душник открывается для тепла, чтоб в комнату проходить, вот он, и голзун и всё, вот здесь голзун, дымоход туды. Это для тепла голзуны. Закрошь, и тёпло идет мне … бежит в комнату.
Ломьё
-А что там, можно посмотреть?
-Всякая ерунда. Ломьё.
-Что такое ломьё? Ломьё или хламьё?
-Хламьё у нас тоже есть, а вот ломьё. В кладовке старые вещи. Может, через три года понадобятся.
Лагерники
-Историю интересную не расскажете?
-Историю? Да я сам их целу банду в Нигу привел. Риговских. Каких рабочих, направили в леспромхоз. А ведь с пистолетами, с ножами с лагеря убежали. Вот таки рабочи были. То в Риге своего убили одного, да вот свои парни. А там с ними две женщины было. Лагерники. Побег делали. Когда было в пятьдесят втором году.
-А где были лагеря?
-Ак вот где я… В Кубове… на Вирозере сюды вот. Лагерей много было. Пихучь и Гавозеро участки. Сейчас были участки, а раньше у их лагеря были. Была финска база.
-Финны сами приехали?
-А я не знаю, как они тут. Ну база их целюломтом. Все устроено, своя техника у их была пригната, трактора свои. А и вот две дороги было. Одна ледянка называлась, а одна порожняк, порожнем пришел, чтоб дорогу не портить. Если ледянкой, по льду ледянкой везли лес пачкомы.
-А почему ледянки?
-Обливали. Но, обливали, намораживали лед. Ну чтобы хотя или лес там тракторами, он больше в пачку набират, он и дальним ходом. Таки как наподоби трелёвочники. Щас они есть. Вот таки были трактора, фински, на лебедку и пошел, вот оттудова сплавляли.
Не видали такого чудышка?
(Из блокнота 1969 года)
Мы допоздна гостим у Марфы Николаевны. Она всё беспокоится о сыне Сергее, как бы он пьяный не утонул:
-Там-то у матери кипит! (Прикладывает руки к груди) Как не быть болезням!
Но вот Сергей идёт мимо, сам себе громко командует. Увидел у матери огонёк, удивился и зашёл. Марфа Николаевна рада, но смущается:
-Не видали такого чудышка? Зла никому не сделает, а рыку у него ни край конца! Хорошо, в памятях ещё.
Сергей выглядит, как тощий, губастый мальчишка, хотя ему 36 лет и у него есть жена, несчастная и безответная, по словам матери, и сын в третьем классе. Серёжа пьёт чай и несколько раз объясняет нам:
-Это моя родная мать, а это мой родной отец. И я обязан их слушаться. Вы-то не будете чай пить?
Марфа Николаевна улыбается:
-Мы уж у другого самовара сидим. Тако веселье было! Песни пели.
-Зажигай лампу! – радостно кричит Сергей. В 12 выключают движок, зажигают керосиновые лампы. Отец Яков Алексеевич басит:
-Сенокос до двенадцати нельзя жировать. Надо рано вставать.
-Тебе ведь на восьмой десяток?
-Три.
-Три на восьмой десяток. Ничего не понимаешь!
Серёжа азартно рассуждает обо всём, например об обитателях психбольницы:
-У них пылкости много, огня, а осторожности нет.
-Почему вы переехали в посёлок?
-А Бог троицу любит: оттуда до Погоста три версты.
Мать опять беспокоится, как сын дойдёт домой. Уговаривает Якова Алексеевича:
-Пойди ты с ним, помоги ему выпить половину. Да не захочешь возвращаться, свались там. Я одна заночую, ничто.
Мы пошли домой с Сергеем и котом Васькой. Сергей заявил, что Васька выполняет все его приказы и ночевать будет у него. Но Васька побежал за нами, и мы с ним спали до обеда.
Из блокнотов
Гостей обязательно угощают чаем. Тася шутит:
-Хочете или не хочете? Дома пили? Дома-то, наверно, с калитками, а у нас дак с чёрным хлебом.
-Всё смеялись да были.
-Хоть делай что хошь!
Тася рассказывает, что Шура Борисова дрочит Тарзана и плачет о Серёже. Тарзан – пёс умершего Серёжи – брата Шуры и мужа Таси. В деревне все связаны родством. Дочь Фёклы Алексеевны Васюновой – Парасковья Николаевна – вышла замуж за дядю Таси – Михаила Никифоровича Исакова.
-Брусника ещё белобока.
Большое мытьё, на Пасху например, — когда моют полы, стены, потолки.
Куколи –листочки вокруг ягодки морошки, их заваривают от кашля.
[1] поселок леспромхоза
