1. Цветы ночи

Каждый цвет здесь вошёл,
Как патрон в барабан,
Чтобы выстрелить в нужный час.
Если в сумерках что-то белеет – оно
Избирает для встречи вас.

…Или бабочек ночи, чей странный узор
Выгравировала игла.
С белым венчиком встретилась взор во взор
«Мёртвая голова».

Цвет возникает, как звук, окрашенный тембром
Инструмента, при том, что исполнитель находится за…
Уши, цвету внимающие – это глаза,
Мембраны и ритма законы разучены ветром.

В вибрациях плоти, в конкретности слова твердь,
Во что оплотнились звуки – во впечатленья!
Прямоугольников больше, чем нас, и дверь
Их запечатана прежде молчаньем и тенью.

Око, ты – гость, чужеземец, сквозь чуждый град,
Как путешественники, утомлены пустыней,
Жаждем войти и ждём, пока отворят…
О, страж языка неведомого, впусти нас!

23.02.2002 – 27.02.2008

Счастлива семипалая кисть каштанового листа —
Свет претворяя в пейзаж, в цветотворение кроны,
Прежде, чем выкроет кроном осень, и златокованым
Чудом предстанет сад — как малахит, густа –

Жизнь. И тяжкий хром, что предваряет кобальт
Грозди и гроз – тот цвет, вызревший, словно плод —
Ты расщепляешь, гром, огненною подковой,
И семипалая кисть краски на холст кладёт.

13.07.2001

Змей

Змеи в руках богинь, гибкие – в волосах.
Словом покорены, станут послушней пса.
Древо – оплетено. Время – в кольце змеи.
Из первородных сил, первая тварь земли.

По синусоидам тайн тело её – волна,
В каждом предмете – спит, и в существах – она.
Внутренней силы всплеск и позвоночника рост.
Кодом змеи мы все – высказаны насквозь.

2006-09-18

Живописный образ

Земля, родина, казачество, память о донских и кубанских предках — все вобрал в себя диплом Кузнецова Родиона Анатольевича. Как сказал его преподаватель С.А. Гавриляченко, — "Редкое счастье дается художнику с обретением собственной темы". Главное в работе определяет слово "Сполох!" Казаки бросают полевую работу, вскакивают на неоседланных коней, старики у плетней вглядываются в пылящего в дали всадника. "Война!" В росписи с ее гармоничным поэтическим строем не сразу увидишь в прорезях виноградной листвы всадника с тревожным флажком. Но в этом и заключен главный смысл композиции, несущий образы "войны и мира". В военной теме есть особо щемящие сюжеты — первый миг известия и проводы. В них все — мгновенный, оглушающий удар, и застылость первых минут, и женский вопль, и мужская удаль, горе и напускное предсмертное веселье. Как это выразить?

Родион решил эту задачу через образы. Один из них — казачка, срезающая ножом — "курлючкой" виноградную гроздь. В ней и реальность еще не слышащей весть женщины, и символ античной богини осени, жатвы, пресечения жизни. Другой образ — пустой, чисто убранный курень с цветами под портретами предков (казак на фотографии чем-то напоминает Петра Глебова, и фрагмент композиции становится подношением великому актеру и великой роли). За окнами хранящего холодок куреня — дали "золотых" пухляковских горок, проводы казака на службу. Кто слышал песню "Конь боевой с походным вьюком", тот лучше поймет написанную молодым художником сцену последнего прощания, последней "стремянной" рюмки и следующий за ней неизведанности судьбы. Центральная, протяженная стена проекта самая "пустая" и самая повествовательная. Там вдали бросается работа, тянутся волы, беспомощно вскинулись жерди арбы, коротко прощаются с родными казаки, спешащие на сборный пункт; там — идеальный пейзаж с орнаментом пересекающего, заплетающего стену горького хмеля.

Когда учишься рисовать
Зелень – ту, что россыпь небесного звона
Изображает листвой,
И затеряна богом на дне
Мира – как песнь его,
Повторяемая в зелёном
Регистре, чтоб синевой
Умножаться
В небе вполне –

Вот тогда
Обнаруживаешь,
Что каждую из мелодий,
Под названием древо и куст,
И на жарком холме купину –
Нот зелёных волненье
Алой описью солнце обводит
И тем самым возводит
В вечность иконописи – волну

Конь на холме, внизу холма – художник.
Тот ловит запахи, а этот — ловит цвет.
Но оба пойманы — в лугах, в ладони божьей –
Творцы и твари — в травах, как в родстве.

И оба приняты в душевное пространство
Художника, чей холст — из тех же трав.
Они останутся, и каждый — в тесной рамке
Здесь, на стене, как прежде – юн и прав!

Мы в доме имени имения Утрилло,
И чует Мориса наш западный фасад,
Ста плачами дождя тому назад
Обласканный – у времени обрыва.

Так воды дней мутнеют постепенно,
Закатный луч, их просветив до дна,
Нащупывает огненные стены,
И кирпичу пылание – цена.

Скажи, художник, и о наших днях,
Что на закате тлеют – и истлеют,
Где кисть твоя? Призывно на камнях,
На кровле эркера, берёзка розовеет.

В каждой подошве, брошенной на обочине —
Цитата из Возвращения блудного сына.
Дорога – как холст —
Непомерный. Толпясь, этой ночью
Вплотную подходит пейзаж
К сюжету, который прост.

Наши фары в ночи
Подобны светильнику, тень
Такая же, видима сзади,
У того, кто блуждал и проснулся.
И фигуры деревьев,
Склонясь, как родня, к пустоте,
Предчувствуют странника в нас,
Что однажды вернулся.