В детстве столы были выше,
И люди за ними казались
Похожими на королей.
Низкие голоса их
Нежное ухо слышало,
Как тембр, окружённый эхом
Храмов и кораблей.

Столы были площади: странник
Бродил и рукой, и взглядом
В селениях снеди странных,
Средь белой льняной земли.
Таинственные базары –
На запах, на вкус, глазами –
Где тождество «здесь и рядом»
Являло «там и вдали».

В узких кругах и провальных квадратах
О, как мы жаждем фигуры иной —
Лёгкого сердца и воли одной,
Облака, света и взмахов крылатых!

Длится и снится, и полнится жизнь,
Ясная радость гнездится в печали,
Лёгкое сердце – вот правда вначале,
И расписались в той правде стрижи –

Там, выше наших кругов и крадратов,
В синих стихах полудённых глубин —
И неделима душа, как остаток

Опять во всем душа заговорила,
Запело сердцу близкое во всем,
Кому что дорого, кому что мило…
Шуршит безмолвье гречкой и овсом.

Кузнечики куют неутомимо.
И перепел всего не перепел.
И человеческое все не мимо.
Насущный хлеб мой колосист и спел.

Нетерпеливая моя дорога к стану.
Зазывные над нею провода.
И кажется, что старым я не стану
И не расстанусь с жизнью никогда.

1.

Город вырвало оттепелью… Давясь
Преждепраздничной эйфорией,
Город брошен в им созданную грязь,
Словно варвар – в последствия взрыва,
Им устроенного (если бы варвар владел
Не мечом, но машинкой адской),
И удел его вывернут в беспредел
Этой чудной погоды пиратской!

2.

Вот так – расшатанным, расхристанным, разбитым
Внезапной оттепелью – путь нам предстаёт.
И небосвод – архангелом, забот
С ног отрясающим обломки по орбитам.

В час, когда каждая башня
Сигналит окном – закату,
И на меркнущей зелени вспыхивают
Жесты и голоса,
Когда город сжимается:
Когортою или картою,
Перед сумраком выбросив факелы
В горящие небеса…

Когда ночь приближается
Вслед отходящему войску вечера,
Лагерь древний мы помним, и лица,
Как в летописях – равны.
Но никто не назвал
Это чувство томления перед вечностью,
И не назван никто из героев
Ежевечерней войны.

В чашу Байкала
Слезинка упала.
Мы вас провожали в поход

У кромки причала
Чайка кричала
Любимица ветров и вод.

Окрестные ели
Под ветром шумели
И дни чередою прошли.

Вы много успели,
Байкал осмотрели,
Себя невзначай превзошли.

Отшумело лето зелёною листвой
Душистым разнотравьем, красотой земной
И настала осень, засиял расцвет
Капа появилась в этот день на свет.

И не кто не думал, что господь послал
Русскую красавицу нам на радость дал
Доброты немерено, красоты земной
Хрупкою да смелою, хоть иди с ней в бой.

Аккуратной, нежной, шустрою такой
Труженицу честную, с открытою душой
С друзьями всегда и в горе, в добрый час
И где такую сыщешь, сегодня вы у нас?

В чреве или в черепе
Пусто или грустно,
В черепаху мир претворился с вечера,
Но приходит миг –
В них проскальзывает искра,
Освещая собственное русло.

Так вечерний луч
Мерит насквозь простор –
Всю долину пламенного окоёма,
Мы в кругу таинственном
Снова дома,
Ощущаем небо как торжество.

В шуме акации, в перистой ряби —
Росписи света… Исчезла земля
В бликах текучих, и танец свой для,
Время изменчиво вечности ради.

Мы растворяемся, погружены
В ветер, струенье и ритм потока.
Дремлет покой на строеньях и строках.
Слеплены души и обожжены

Августом… Голос меняют сосуды,
Винные ягоды гибели ждут.
Круглых, пузырчатых, зрелых минут
Сок источается, полня отсюда

В этом ветре мы будем лететь,
Сквозь покой ощущая потоки,
В этом небе, где все одиноки,
Как покинувший город рассвет.

В этой влажности, чей язык –
Это зверя язык непродажный,
Чтобы всё нам простить, он возник,
Слёзы слизывая протяжно.

Мы в канале, хранящем, как взвесь,
Отражений туманных частицы,
Возникают в беспамятном здесь
Позабытые земли и лица.

Вавилон

Подобно Карфагену, Вавилон
Есть образ падшего, и в развращенье града
Очарованье – притяженье ада…
Но имя, звук его томленья, гам и стон

Верблюдов караванных на постое,
Базара образ, где пирует глаз…
Здесь бродит дух, он проникает в нас
И оставляет вечно – башню строить.

Ваза

В египетской системе иероглифов —
Приятие, вмещенье и покой.
Сочинена не глазом, но рукой,
Что знала, как восполнить то, что пролито.

Ты повторенье женщины, сосуд
Несущей от всевечного потока.
Внутри тебя темно и одиноко,
Живёшь, когда наполненной несут.

Русско-кавказская цивилизация

«Вас, братья далёкие, ищет мой взор…»

Выходу этой книги, по всем внешним признакам, следовало бы только радоваться. Имею в виду довольно внушительный по объёму сборник рассказов северокавказских писателей «Война длиною в жизнь» (М., Фолио, 2007), составленный известным писателем Гарием (Гурием) Немченко, выпущенный при финансовой поддержке Федерального агентства по печати и массовым коммуникациям в рамках Федеральной целевой программы «Культура России». Издание организовано Фондом социально-экономических и интеллектуальных программ (Фонд С.А.Филатова).

Радоваться выходу этой книги следовало потому, что она находится, вроде бы, в общем русле предпринимаемых ныне усилий по воссозданию единого культурного пространства на основе русского языка, как языка межнационального общения, который «доказал свою способность объединять все сопряжённые с русской национальные культуры» (Улданай Бахтикиреева, «Литературная газета», № 41, 2007). Пагубность же разрушения единого культурного пространства в наши революционно-демократические годы, причём, для всех без исключения литератур, в том числе и для русской, кажется, наконец-то осознаётся.

Василиск

1.

Только глядя в зеркало,
Можно убить василиска.
В трёх шипах его сила,
И тело свивается близко
В узлы,
И глаза его злы.

2.

Как оказался солнечный петух
В родстве с земною жабой, со змеёю,
Чьё имя – от земли,
С землёй самою,
В навозе преющей, когда потух
Небесный свет и воцарилась тьма…
Вот зверь, непостижимый для ума.

Вдруг замечаешь радужный отлив
У голубей на голубом асфальте.
Всё – в дымке юности…
Плывём – островитяне —
И мир слезой омыл большой разлив.

Все – в дымке древности и обновленья силам,
Оставьте осени свой возраст —
Каждый – юн и старый ясень
Вечным Иггдрассилем зовёт коня
Среди небесных дюн.

Читая словарь символов

Великая жрица

Серпом луны украшена тиара,
Под пологом между столпов твой трон.
Исида, что гадаешь нам – добро
Иль зло – набор от сотворенья старый:
Ключи и книга. Что нам взять сперва?
Спроси у Сфинкса – человекольва.
Иль спросит он, как воплощенье стража
У тайн, где каждая – прозренье и продажа.

27.08.2006

Величайший наркотик,
Называемый жизнь,
Вызывающий отчаянное
Привыкание.
Смерть приходит,
Как визажист
Жизни праведной –
На иконе или на экране.

Рифмы новые
Обламываются об углы
Старых устоев,
Но те – не более,
Чем призрак…
Видение очагов
Над кучками злой золы –
есть действие поэзии
И ещё один
Наркотический признак.

Венера

Венера, медь, алхимия, любовь…
О, столько между Марсом и Луною
Тебе говорено, что фразою одною
Не изменить ни фаз, ни слов, ни снов.

Как страстью связаны рождение и смерть!
Из всех металлов этот лишь сравнили
Со свежей кровью – в огненном отливе:
Любовь, алхимия, Венера, медь!

Магистрал

Всегда в седле юнец, и лишь старик – по свету.
А он нам всё видней, как прежде – золотой.
Лишь промысел – алхимик жизни той,
Его реторты знают: плоти – нету.
Расчерчен циркулем дитяти мир: планеты,
Арены атомов и ореолов зной.
Как просто жизнь становится золой,
Архитектура – смысл слов, поэты!
Простые истины, заполнившись огнём,
Шалят, как дети, жизнь переменяя.
Аскет, открывший дверь, вдруг видит свет из рая,
И мир живёт, пока мы думаем о нём!

1.

«Вернись в Сорренто» наших юных дней
Или хотя б присядь на Ветку в мае.
Жизнь безвозвратна, это понимаем:
Она река, и мы живём на ней.

Но здесь, на берегу, как век назад,
Всё в тех же травах, маем возрождённых,
Как чудо жизни, новый жеребёнок
Играет, радуя усталый взгляд.

Ты сон, Италия, сиянье чёрных глаз,
Бель-канто, что сердец не миновало,
Вода времён лилась и танцевала,
В родстве любви благословляя нас.

Вернувшись в язык тотальный,
Как щебень в волну прибоя,
Я знаю, что голубое,
Небесное спит на камне,

Доведенном наждаками
Нежнейшими – до овала.
Жизнь вдоволь потанцевала,
Судьбу разведя руками –

Волною, чей дом просвечен,
Волненьем, чей миг возлюблен,
Крушеньем внезапной встречи
И тайной улыбкой глуби.

Вершина не сказанного пока:
Мы тешем блоки и тешим болью
Физическою собственные бока,
Египта дети – горды собою.

И тот, кто знает: у пирамид –
Остра вершина, – он зоркий сотник.
И каждый в сотне его работник –
Не раб, а воин, покуда спит.

Но утром миску своей еды
Он с боем праведным – добывает…
Пусти нас в сон наш, где каждый знает,
Что были воинами – рабы!

Нам – ветер северный и неба вздох над снегом,
Февраль, стихи – на языке твоём.
Согрей нам синью взгляд и тело – бЕгом
По целине за снежный окоём.

Там, где сквозняк продул микрорайоны,
Как будто мы стоим на берегу,
И родственною влагою солёной
Нам трогает сухую розу губ.

Калейдоскоп луча в реснице мокрой,
Слеза катится на слепящий снег,
И взблёскивают стрелками сороки,
Указывая сердцу путь к весне.

Жаворонки уж запели
Приутихли и метели
И капелей больше нет
Светит яркий солнца свет

Просыпаются и почки
Потеплее стали ночки
Грязь и слякоть у двора
Гурьбой гуляет детвора

Пробивается подснежник
У дороги на лугу
Я стою цветком любуюсь
Сдержать радость не могу.

Весь божий свиток Древа –
Шифрованная весть –
Размножен тысячно,
И семена-крылатки
Летят с вершины. Ветр
Разносит отпечатки
Праматери печатен и чудес…
Размножен чудно текст,
И в каждом томе – запись,
Что явится на суд
Тот, кто живёт для краж.
Но мы случайно здесь
Средь выживших остались,
И ради одного –
Немыслимый тираж.

1.

При северном ветре в июне, к закату
Широты меняют: нордический бог
Шумит по корням и по кронам, куда-то
От северо-запада – в юго-восток.

Смешались племёна и запахи, вчуже
Крестьянам, что пашут – знамёна войны.
И мальчики, копья подъявшие – мужи,
И в дольнем потоке – небес скакуны.

5.06.2003

2.

На фоне ветра – шума, воздыханья,
На фоне неба – пенных лент и всплесков,
И в глубине – на дне у мирозданья,
Близ алтаря – в растеньях деревенских,

О райском вспоминающих извиве,
Подобном музыке – иль музыка подобна
Теченью ветра в небесах и – сливе,
Чьи ноты зреют к славословью Бога.

1.06.2003

3.

Ветру,
переименовавшему страны
воспоминаний,
Конкистадору июня –
неведомого залива,
Нарекшему шхуне любви
вечное имя «Мария»,
Тому, кто избрал ремеслом
безвозвратное плаванье –

Этому ветру,
через секунду – дальнему,
Словно почтовый курьер,
проносящему запахи,
Соединившему нас,
будто флаги над гаванью,
Или стихи всех времён
в голубом альманахе

Неба – где мы, прибрежные
и неподвижные
Сваи – вдруг слышим скрипы
снастей и дОсок,
Топот и голоса над собой,
и сквозь щели – высоких
Ход облаков видим,
как видят страницы книжные

Сквозь строки – сквозь те мостки,
что пробегает
Взгляд, прежде чем отпускает
душу – в реянье
Ветра
и в шумы одежд, парусов и времени –
Прежде, чем даль нас охватит
и жизнь другая…

1.06 – 14.09. 2003

А вас всё меньше остаётся
Вы фронтовые мужики
За Россию-мать сражались
И честь с достоинством несли.

Уходят бывшие надежды
Таланты родины моей
Уходят верные герои
Плеяда славных сыновей

Страну родную защищали
Отвагу, мужество несли
И тыл надёжно прикрывали
Лишь вдовы, дети, старики

Изобилие, понятно, что октябрь – стол
Патриарший, причащение – и последнему.
Изнутри глуби небесной – плодоносит ствол
Яблони, смиренной, словно святые…

Изнутри груди небесной исходит луч –
Семицветной кистью иль перстом указующим,
Кто касается дольних плодов и горних туч –
Тот танцует сегодня о будущем.

Суть картины – танцем созданной быть,
О как рифмы рефлексов множатся!
На пиру, в миру, на свету судьбы
Нарисуй и нас, о, Художница!

Вечером запах розового масла
Настигает, как цитата из вечного.
Мы летим, словно пчёлы на запах – в дома свои,
Подожжённые заревом вечера.

Так на свет – только свой – призывает любовь
Бабочку одиночества,
Из наполненных сот и не сказанных слов
Вылетают, роясь, пророчества

Старых истин, ибо ищем – выбраться,
Как из стана неверных – из струй
Смешанных, массового выброса
Душ этого дня – к костру…

Рисуя взгляды – там, где вовсе нет
Иного зрения, где наше – безответно,
Мы проецируем себя и незаметно
Межу минуем: отсвет и ответ.

Сучок в доске и око облаков,
Средь берегов задумавшийся омут
Глядят на нас, как будто что-то помнят
О наших встречах в глубине веков.

Глядят цветы, проглядывает плод,
Дорога нас проглатывает взором…
Глаз – провоцируется вытканным узором
И именуется в стране камней и вод.

1.

Невесомая, несома
Только ветром, канет сонно
Паутинка та, что взглядом
Держим мы, как мальчик – змея.

Оторваться не умея, удержать не в силах рядом
Хоть на миг, летим мы с нею,
Озирая изумлённо
Малость, трепетность и жалость
Мира, так, что сердце сжалось…

Претерпев отрыва яму –
В воздух, небо и паренье.
Существо стихотворенья,
Жизнь несущее упрямо,
Рвёт господним ускореньем
Душу, что ещё осталась…

Вздымая дым в июле всех огней,
Стоит костёр, подрагивая нежно
В сиянье яблок, ягод и углей,
И тень в углу уснула безмятежно.

Но в сумерках, когда ещё луна
В фиалках сна у смуглого востока –
Покроет поцелуями она
Покой земли и месячное око…

Внезапно вскинув руку перед тем,
Как из дверей просвеченных исчезнуть,
Уходит каждый, как одна из тем,
В темь, торжествующую, пахнущую бездной.

Но этот жест, темнеющий в дверях,
Засветится… Увидим: меж перстами —
Прядётся, как судьба у прежних прях —
Нить золотая, та, что между нами…

1.12.2000 – 14.03.2009

Как отпускает протягивающий руку,
Чтоб поздороваться…
в пропасть сна
Лечу, испытывая разлуку
С чувством пожатия – мысль ясна,
Как падение:
Что же с оставившим прежде –
Если срывает даже этот миг
Поддержки,
И в странный полёт
Повержен
Один из владельцев
Ладоней сих!

3.01.2002

Слово – свёрнутая в кольцо
Мысль, себя за хвост уловившая.
Говоря, мы пускаем в лицо
Дым мечтаний колечками свыше.
Говоря, мы становимся той
Нитью, пущенной сквозь жемчужный
Строй, или бисер цветной
Мечем в слух, пониманию чуждый.
Контур слова – овальный огонь,
Сердцу видимый по периметру.
Что внутри этих душ-недотрог,
Жарких слёз, что доселе не вытру,
Чей – спиральных колец ДНК
Генный код из повторенных звуков
Горечь вечности – в миг и магнит,
Слово-слава-слывущего-слога,
Цепь фонем, дрожь гортани, родник,
Контур ангела, птицы и бога.

7.08.2001

Внезапно маленькая тень
Мелькнула возле глаз сквозь тени
Сквозных, изменчивых растений,
Внося ин тригу в летний день.

О, дух охотника, до слов
Мгновенно тень опознавая,
Мелькнула мысль: она живая,
где время садом заросло.

Кто: птица? Яблоко? Зверёк? —
Вплетён в ажур ассоциаций,
Кто здесь не пожелал остаться,
Как струйка, брызнул и утёк?

Внезапно, внезапно – как прядает луч – в пургу
Земных впечатлений Города – в день осенний,
Когда, за поручень взявшись – в страну сновидений
Уносишься, даже в троллейбусе – через сентябрьский гул.

Внезапно, заметив, что холод коснулся плеч,
Что сини заплаты – на северных плоскостях,
что погони – сжаты
Серпом невидимым – и что свидетели жатвы –
Смеются, не ожидая повторных встреч.

Внезапно, как будто бог, если знал – то взял
В свидетели – сердце твоё, где развитый свиток,
Где древним промыслом – встречены и – и убиты
Все воины, пробиравшиеся меж трав,

Вновь зима принесла нам метели
Запорошила стёжку в саду
По дорожке, что рядом ходили
Я с тобою теперь не пройду

Снег в ладошках давно уж растаял
И его мы не сможем вернуть
Не зацветут нам бумажные розы
Свежий запах душе не дадут

Всё хорошее в жизни умчалось
И в душе видно лето прошло
Отшумели снега и метели
На душе стало горько, темно!

Не-су-разица – где не сразились,
Мимо – взмах мечей – не-у-рядица.
Будто битвы небес от-разились
Со-раз-мерностью –
В очах очевидца.

Несуражица, несурядица,
Несовместная неудобица.
Будто строить подрядились,
Да пришла водица –
Подтопила, покатила –
Брёвна дыбятся.

Мимо – в битве и в любви,
До работы ли?
А ведь мимо – лоб крестили,
Если молния…

Вода и не-вода,
И невода: глубин
Процеживают муть,
Чтоб суть изъять в итоге.
И с рыбаками вновь
Дружить стремятся боги,
И с рыбаками снов,
Чей невод изобилен.

Вода и невода,
Плетенье сети слов –
Поймать живую плоть,
Скользящую сквозь сон.
Так просыпаемся –
И утреннее солнце
На свет из тени
Тянет свой улов…

Вода растекается
Жемчугом между пальцев,
Вода не сжимается
В тёмной душе скорлупы.
Вода – это таинство
Сгущённого в жизнь пространства,
Вода – это воинство:
Потоком – в провинции пыль!
Вода – это странствие,
Мы все растворяемся ею,
И кровь наша бродит,
Почуяв течение вод.
Вода – это празднество…
В неё, из неё и за нею –
Весны равноденствие:
Водой отражён небосвод.

Две фары вазу оробелую
Несли сквозь полночь, в хрустале
Метель цвела, как роза белая,
На лобовом стекле.

Цветок слепил и символической
В стихах повязан был роднёй,
И наутилус металлический
Плыл в глубине ночной

Беззвёздной ночи, если звёздами
В луче – метели не считать,
И возвращаться было поздно нам,
Одно – сердца считать.

1. Ночной ветер

Показался лавиной,
Хлынувшей с гор – носило
По двору полотенца
И надувные матрасы.
Плющ, ползущий на крышу,
Карабкался, что есть силы,
Царапаясь, словно юнга,
Раскачиваясь на мачте.

Созревшее ударяло
О землю, сорвавшись с веток,
И этим воздушным штормом
Знаменовалась осень.
А утром всё стало видно
Для чайки, стоящей в ветре:
Текущее вспять море
И каменные утёсы.

Возвращение в Коктебель

1.

Красиво жить не запретишь – кому
В бокале налито, в стакане недопито?
И утренняя пасмурность разлита
По натюрморту, сердцу и уму.

Умыта скатерть, ангелы на ней,
И дождь по-гречески вино разбавил
До розового. Он акцент поставил
На этот цвет, и в небе всё видней,

Неужели пейзаж
Где-то близко от вогнутых сфер?
В тех потёмках,
Что нам не видать:
За глазами, но ближе к затылку? –
Там, внутри –
Где морщинится внутренний мир,
Отражён, как в воде,
Вразумительно –
В перспективе…

Что зовётся обратной –
Как ангар, только собственный тыл
Точкой схода
Избрав, и оставив владельца – загривок
Всласть почёсывать – взгляд, как пилот,
Возвратившись, на точке застыл –
Он летает в ином измеренье
И почти без отрыва

Возлюбленная

Как странно: в Персии, а не в Италии, где Данте,
Не в рыцарской Германии, не там,
Во Франции, где для прекрасных дам
То кровь, то роза обагряли панцирь,
Где строился весь мир как Нотр-Дам –

Возлюбленной, посредницы, Софии —
Он ранее во времени возник —
Тот стих – огнепоклонников язык,
Любовь узревших в огненной стихии —
И огневидной девы алый лик.

Лишь воинство, на битву отправляясь,
Такой иконе молится: вверху –
«Возбранной воеводе» уподобясь –
Благословляет Дева с облаков.

Не сами ли они в полдневном скоке,
Овеянные светом золотым,
Незримо – предводители святые,
«На росну коню», только воеводе

Явившись верному – как копья блещут!
Сияют шлемы, падают лучи
На свежие листы, где сохнут буквы
Их летописи – три-четыре строчки

Гортанью изваянных истин
Всё жжётся и плавится плоть.
Ваятель – воитель неистов,
Он ищет, чем нас побороть.

И воины звука волною
На слух совершают набег,
И каждое слово сурово
И дико, как печенег.

Как будто из пасти дракона
Опасный восходит посев,
И колья гнилые закона
Шатаются, наземь осев.

Вол

По очевидным причинам ты – жертва, терпенье и труд.
Льва и быка дополняешь, чтоб был треугольник
Прочен в Египте… А в Риме – мистерий невольник.
Избранны белые – красною кровью цветут.

2006-09-03

Волк

Опять в Египет – римские войска.
Но у врагов – один и тот же символ
Военной доблести, и это ты, волк…
Но дальше, к северу, ты – ужас и тоска

Волны

1.

Вы ритм дракона знаете: волна.
Но пена, Афродита, очищенье —
Воды стихия и стихи – прощенье
Даёт иль просит волнами она?

2.

Слепые слепому на ощупь и вслух, голосами…
Не это ль поэзии суть – мир невидим, но речь
Волной настигая, его создаёт… Или сами,
Вы, волны, и жизнь сотворили, и время – чтоб течь?

Волосы

Как муравьям, досталась тайна нам —
Автоматические миллионы действий.
Поймём ли к старости, что ощутили в детстве:
Энергия одухотворена.

Движений ритм, где хаос нас носил,
Сплетается, орнаментами множась.
О, древние, вы – дети! Каждый образ
Вплетён, как символ, в воплощенье сил.

Подобно нитям пряжи, эти пряди
Есть частный случай линий силовых
Вселенной… Мы сплетаем время в стих,
Как в косу – волосы. Порядка ради.

Листаю альбом я семейный
Гляжу я на лица друзей
И сердце забьётся тревожно
Где же ты юность теперь?

Припев: Прошлое, прошлое, прошлое
Прошлое жизненный путь
Прошлое к нам не воротится
А как бы хотелось вернуть!

На лице появились морщинки
Виски серебрит седина
Бабушкой стала любимая
Дедом зовут все меня.