Рубахи ворот разорву…
И, слёз ни от кого не пряча,
Шагну. Свалюсь в ковыль траву.
Заплачу. В радости заплачу.
И землю дедов обниму,
Её дыхание почуя…,

(П.С. Поляков)

Был тёплый солнечный день. Лето уже отошло, а осень ещё не наступила. По голубой канве неба не спеша, катилось Солнце, сеявшее на землю жар своих лучей. Травы уже вызрели, и лёгкий ветерок раскачивал их спелые метёлки, а желтоголовые подсолнухи, низко склонившие свои большие спелые головы. Не слышно было и гудения пчёл в зарослях репейника, и только редкое жужжание толстых мух, да всплески воды в камышах, нарушали звенящую тишину. Над небольшим, обезлюдившим хутором, утонувшим в садах и украшенного дарами лета, раздавались мерные удары молотка. Серые пятна полуразвалившихся куреней среди потемневшей и покрытой лёгкой пылью зелени, наводили в душе грусть и напоминали о некогда кипевшей здесь жизни. Брошенные сады, заросшие травою, были усыпаны яблоками, с жёлтыми, красными и розовыми бочками, до самых верхних ветвей. В зарослях чернослива было темновато, и лишь изредка налетавшие слабые порывы ветра раскачивали ветви, усыпанные спелыми плодами. И только старые груши, словно, устав держать свои крупные жёлтые плоды, опустили нижние ветви на остатки полуразрушенных строений, и с удовольствием грелись на солнце.

К.В. Шилинговский

Во введении рассматривается объект исследования – инвективные песни свадебной обрядности восточных славян в их отношении к мифоритуальной действительности. Даны определения основным понятиям: корильные песни, инвективные песни, инвектива в свадебной обрядности и ее функции, связанные с «до-комическим» смехом.

Целью является исследование инвективы как инверсии поведенческой нормы и реконструкция утраченных элементов локального белорусского и в целом восточнославянского свадебного обряда, что в таком едином комплексе ранее не предлагалось к изучению в области фольклора и этнографии.

В основной части выявлена семантика «темных мест» в свадебных песнях, адресованных невесте, где она называется сапливицей и сопливой. Прочтение данных инвектив через выявление внутренней противоречивости текстов и «остаточных смыслов» позволило обнаружить ритуальную норму и ее мифологическую основу в обрядах и сказочном фольклоре.

Свадебный обряд и рушник представляют своеобразные модели культурного пространства.

Рассматривая геометрию свадьбы и геометрию рушника, мы предполагаем возможность восстановить общность глубинной семантики некоторых орнаментальных построений и действий свадебного обрядового коллектива.

Из всего корпуса свадьбы избираем центральный её комплекс – свадьбу у молодого. Центром этой композиции считаем обряд «Камора».

Исследовав орнамент на базе двух близких традиций – неглюбской и казацко-болсунской, мы обнаружили, что формальные законы узоров восходят к семантическим противопоставлениям архаического характера. Рушники именно этих традиций мы и возьмем для сравнения.

Для выявления глубинных образов как инвариантов множества вариативных текстов свадьбы мы сочли возможным привлечь сборник БНТ “Вяселле. Песні”, кн. 6 (далее идут номера текстов этого издания). Изложим вкратце результаты наших наблюдений.

1. Геометрия обряда и геометрия узора. Образ Пути. Особенностью модели культурного пространства как рушника, так и свадьбы, является введение в него образа Пути. Культурная модель представляет ритуальное выстраивание ряда пространств и границ между ними, а также ритуальное прохождение этих пространств, пересечение их границ с указанием ритуально же определенных способов этих действий. Причем движение обрядового коллектива и чередование орнаментов как бы стремится к некоему Центру, где и осуществляется Главное событие, имеющее космологический смысл.

«Ибо нет ничего тайного, что не сделалось бы явным,
ни сокровенного, что не сделалось бы известным
и не обнаружилось бы»

Евангелие от Луки (гл.8 ст.17)

Уже, прошло более ста лет со дня смерти Алексея Максимовича Каледина, первого Донского Войскового Атамана, а так же после установления буржуазной «демократической власти» в Императорской России и прихода к власти просвещенного масонства в лице Временного правительства. Смерть генерала от кавалерии А.М. Каледина окутана, столь плотной завесой лжи, что даже спустя столетие приподнять её мало представляется возможным. Однако сегодня после государственного переворота в СССР совершенного врагами советского народа оборотнями коммунистами в 1991 г. появилась реальная возможность чуть-чуть приподнять эту завесу и заглянуть под нее. Трудность расследования смерти первого Донского Атаман 20 века состоит в том, что, казачьи лидеры и казачья старшина, принимавшие активное участие в белом движении сочинили сказку, о том, что Алексей Максимович оказался «слабаком», струхнул, и, впав в депрессию, застрелился. Затем они так отредактировали воспоминания всех свидетелей этого преступления так, что их воспоминания об этом трагическом событии оказались написанными как бы под копирку.